Когда Генаха появился, я был совсем «зеленым» папой в теле зрелого мужа. В первый же день я чуть не травмировал сынку, поставив его «столбиком». Как в мультике про Симбу, которого держал в руках старик-обезьян. Я чуть со страху не умер, когда моя теща заорала:

 

- Ты что делаешь!!!

 

Потом до вечера не мог к этому писающе-кричащему комочку подойти. Все вспоминал о «столбике».

 

С Генкой у меня связано много воспоминаний, несмотря на то, что парню всего-то шесть лет. Начну с того, что рожали мы его с супругой вместе, поскольку я по образованию фельдшер-акушер. Когда Ольга ходила беременная Генкой, она очень хотела, чтобы в роддом мы ехали вместе. Я пообещал ей, что так и будет. Все молил Бога, чтобы рожала Ольга в воскресенье утром, чтобы в отделении было мало рожениц, а меня бы пустили на роды с женой бесплатно.

 

В итоге все так и получилось. Накануне родов, в субботу, Ольга сходила на последнее интервью, поскольку ее тогдашнее бездетное начальство запретило ей уходить в декретный отпуск под угрозой увольнения. Утром в воскресенье у Ольги начались схватки, и моя любезная жена поехала на встречу с первенцем в роддом.

 

Доктор, дежуривший в этот день, представившийся Юрием Олеговичем, показался мне странноватым. Простой, даже слишком простой для врача, он стоял на пороге роддома и курил в приоткрытую дверь. Я попросился на роды.

 

- Доктор, можно мне с женой?

 

Мой простой собеседник спокойно спросил меня:

 

- А у тебя халат-то есть, тапки там, маска?

 

- Есть, я же в прошлом сам акушер.

 

- Так, старина…Тогда беги быстро домой и..я тебя жду.

 

- А деньги?

 

- В каком смысле? – удивленно и даже как-то обиженно спросил доктор, нервно затушив сигарету.

 

-Ну, сколько я буду должен за роды? Говорят, эта процедура в присутствии родственников платная?

 

- Иди, давай! Рокфеллер, - усмехнулся Юрий Олегович, и пошел принимать в отделение новую пациентку, а я рванул домой за обмундированием.

 

 

                                                               *    *    *

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Родили мы с Ольгой Генку по всем правилам акушерского искусства, а я, по всем правилам искусства отцовского, первым после доктора взял сынку на руки. Страшно было-о-о! Жуть как. Это такое чувство, мужики! Поверьте, это что-то. Положил пацана на стол, а руки трясутся, как-будто кур воровал.

 

Кстати, пока Ольга пыхтела подруководством Юрия Олеговича, учившего её правильно дышать между схватками, я фотографировал весь процесс, не заплывая, однако «за буйки» - в кадр попали только самые безобидные моменты.

 

Надо было видеть круглые глаза медперсонала, одуревшего от странного очкарика, вертевшегося вокруг стола с «Зенитом». А мне было пофиг, если честно. Рожала моя любимая супруга, и на свет появлялся мой первый ребенок. Остальное для меня в этот момент просто не существовало. Это для медиков роды – привычное дело, а для нас с Олей это было Огромным Событием. Именно поэтому мне было плевать на реакцию окружающих. Пусть знают, что на свете есть не только нормальные женщины, идущие за своими избранниками на край света, но и нормальные мужики и отцы, идущие за своими женами даже в роддом…

 

Генаха родился с весом в три килограмма сто двадцать граммов. Не богатырь, но и не заморыш. С первого же дня впился в мамкину титьку так, что оторвать смогли только год спустя. Всё у нас было хорошо до того момента, пока Генка, которому стукнуло уже 10 месяцев, впервые серьезно не заболел.

 

Был летний вечер. Днем мы покормили Генаху яблочным пюре, какими-то смесями, кашкой заварной, все по науке. Настает вечер. В нашей единственной комнате в шестнадцать квадратов в бараке на Ленинградской полутемно. Генка спит в кроватке. На холодильнике горит ночник. Ольга лежит на диване, смотрит телик, только что написав для «Забайкальского рабочего» очередной журналистский «шедевр», наша рыжая кошка греется в ногах у Ольги, намывая лапой гостей, а я сижу возле печки, и ножом стругаю полено на растопку. И тут слышу какое-то странное бульканье и звук льющейся на пол воды.

 

В первые секунды мы ничего с Олей не поняли – в полутемной комнате сразу было невозможно разобраться в происходящем. Вдруг звук повторяется с большей силой, и я понимаю, что он исходит из угла с Генкой. Врубаем свет и видим – наш сынок с огромными от испуга глазами, бледный, как стенка, лежит на спине, весь залитый жидкостью. Не успели мы наклониться к сыну, как его снова вырвало каким-то чудовищным фонтаном метра в полтора высотой. Ольга в панике, плачет, бегает по комнате:

 

- Макс, помоги! Что это?!

 

Тем временем, я судорожно соображаю, что это такое. Ясно, что это отравление, но от чего. Пюре? Но Генка ел его и накануне, и несколько дней назад. Может, зубы лезут и это повлияло?

 

Я терялся в догадках. Бегом вызываем скорую – сынок таял на глазах. За несколько минут он потерял около литра воды. Слава Богу, врачи приехали быстро. Собираемся и все вместе едем в детскую инфекционную больницу на КСК. В ту ночь меня отправили домой, оставив Олю с Генкой вместе.

 

На следующий день утром я уже был в больнице. С этого момента у нас начались большие проблемы с медперсоналом. Все началось с того, что вышедшая навстречу мне Оля была заплакана, как никогда.

 

-  Что случилось, Оль?

 

- Они чуть Генку не угробили и грозились меня выгнать из больницы, если буду мешать.

 

И всё плачет. Оля успокоилась и продолжила рассказывать о ночных кошмарах.

 

- Генку врачи взяли в кабинет, а меня выгнали. Он кричит, зовет меня, я к нему рвусь, а меня не пускают. Они привязали руки и ноги Гены к кровати вязками и ломали ему зубки ложкой, чтобы промыть желудок. Два зубика повредили, а потом ввели трубку через нос…

 

Я успокоил жену и пошел разбираться. Первым делом надеваю халат и захожу в палату. В кроватке лежал чужой, незнакомы мне ребенок, напоминавший Генку. Я даже испугался. По-прежнему бледный, с диким испугом на лице и с синяками на ручках и ножках.

 

- Ну, - думаю, - суки, я вас в обруч согну за этого пацана.

 

Моя злость была направлена на коллег даже не потому, что это был мой сын, а потому, что я сам был медиком и знал, как нужно обходиться с детьми. Как бы ни было плохо ребенку и как бы сложно с ним ни было, врач ОБЯЗАН сделать всё возможное, чтобы причинить своему пациенту, тем более грудничку, как можно меньше страданий, боли и вреда.

 

Я – к заведующей. Выходит фифа. Руки в карманах халата, походка – от бедра, взгляд – сверху вниз, как это часто бывает у целых «завотделением», и с ходу:

 

- Так, папаша, выйдите в вестибюль. Что вы тут делаете?

 

Помню, что в тот момент я особо не сдерживал себя и не ограничивал ни в словах, ни в эмоциях. На вопрос, почему у моего сына руки и ноги синие, фифа ответила:

 

- Вы нас еще учить будете, как первую медицинскую помощь оказывать?

 

- Буду. Вот когда своего заведете, вот тогда на нем и ставьте опыты.

 

Сказал и тут же пошел к Ольге в палату. Успокоил и пообещал, что в беде не оставлю.

Из палаты прямиком направляюсь оформлять платную палату. По-моему тыщи полторы тогда заплатил. Если бы знал, за что…

 

Проходит день, и на следующее утро я вновь появляюсь в больнице, уже с сумками, набитыми продуктами, книжками и тряпьем. Так вышло, что я не успел до двух часов. В дверь больницы я постучал в одну минуту третьего.

Дверь открывается и я вижу полупьяную санитарку:

 

- Чего надо?

 

- Пустите к жене продукты отдать, я немного опоздал.

 

- Ты чё, не видишь, что уже два часа. Никуда тебя не пущу.

 

Санитарка попыталась закрыть дверь, но я подставил ногу.

 

- Да вы погодите! Я в центре города живу, вы что, не человек. Непонятно, что я продукты для матери с ребенком принес?

 

Та стоит на своем:

 

- Иди, я сказала!

 

Меня вышвыривать – что бумеранг в окно выбрасывать, все равно вернусь и пальцы оторву.

 

Ставлю сумки и начинаю пулять камешками в окно палаты, где лежали Ольга с Генкой. До второго этажа я мог свободно добросить, не промахнувшись.

 

Ольга тут же спустилась вниз и открыла злополучную дверь. Передаю ей сумки и тут же ухожу. На следующий день фифа, едва увидев меня, тут же начала меня отчитывать:

 

- Вы что себе позволяете?! Как вы посмели?! Это что ещёе за фокусы?!

 

Я опешил.

 

- Не понял. Вы объясните, что случилось.

 

- Мне санитарки сказали, что вы вчера в окно пытались продукты жене передать.

 

Я чуть со смеху на пол не свалился.

 

- Вы наблюдательный человек? – спрашиваю фифу.

 

- Что вы имеет в виду?

 

- Вы окно видели?

 

А на окне решетка железная с ячеёй размером с небольшое яблоко. Сквозь такую решетку не то, чтобы сумку, кулак не просунешь, тем более на второй этаж.

Тут до фифы дошло.

 

- Действительно. Я как-то не подумала.

 

- Между прочим, ваши санитарки нетрезвые работают. Вы лучше на это внимание обращайте, а не на чужие сумки.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

…Покусались мы с фифой и разошлись. Генка по-прежнему был в плохом состоянии. Ему кололи гентамицин, давали рифампицин, регулярно промывали желудок через стоящий в носике зонд. Вид у пацана был ужасный. На руки ко мне Генка не шел, все время плакал, шарахался от любого звука.

 

На следующий день я узнаю о том, что десятимесячным детям нельзя давать ни рифампицина, ни гентамицина. Это препараты довольно тяжелые и могут давать осложнения в виде тугоухости в будущем. Как только я узнал об этом, тут же рванул в больницу и фифу на ковер:

 

- Вы чего делаете? Вы знаете, что этими препаратами лечить ребенка нельзя?

 

- Патология тяжелая, поэтому мы и лечим, чем посчитаем нужным.

 

- А вы вообще-то меня, как отца, спросили о том, что случилось накануне, в день заболевания, вы знаете о том, что у ребенка зубы режутся, и на этом фоне может быть рвота?

 

Фифа стоит на своем:

 

- Вы меня не учите, как лечить?

 

И тут я задаю вопрос, как оказалось, самый главный:

 

- А что вы нашли у моего ребенка? Какое у него заболевание?

 

Тут-то фифа и сдулась.

 

- Мы пока не нашли конкретного возбудителя в анализах. Это, вероятно, скрытая форма возбудителя.

 

Нифига себе, думаю.

 

- Что значит скрытая? Вы что-нибудь нашли или нет?

 

- Нет.

 

- Так от чего же вылечите тогда ребенка?

 

- Мы проводим симптоматическое лечение…

 

Спорить дальше было бессмысленно. Я решаю подождать пару дней, и дальше будет видно.

 

Но на следующий день случился очередной конфликт с медперсоналом. Прихожу в больницу и у себя в палате не нахожу халата. Иду в сестринскую и спрашиваю, где мой халат.

 

- А вы там на вешалке возьмите в коридоре, - отвечает мне медсестра.

 

На вешалке в коридоре висел общий халат, которым пользовались все. В нем ходили к больным дизентерией, коклюшем, ветрянкой и прочими гадостями и его же предложили и мне. Не будь у нас платной палаты, я бы, возможно, это возможно, и плюнул бы, но палата была платной и в ней обязаны были быть и халат, и тапочки, и бахилы. Ко всему прочему в палате я не обнаружил чистых пеленок для Гены. Вместо этого обнаружил опять плачущую Олю. На этот раз причиной ее слез стала некая Сикержитская – пожилая медсестра, сидевшая за столом на посту в коридоре.

 

- Она мне сказала, что если я еще раз пройду за ее спиной на кухню, она меня выброист с Геной домой. Она не любит, когда за ее спиной кто-либо ходит, - пожаловалась мне жена.

 

Вот тут, ребята, внутри меня будто граната взорвалась. Мою жену на улицу с Генкой?

Иду к этой даме и начинаю с ней нетривиальный диалог с обилием элементом языкового фольклора. Поставив тетку на место, перемещаюсь к санитаркам. На вопрос, почему в платной палате нет чистого белья и халата, одна из санитарок, от которой за версту несло спиртягой, бросила мне:

 

- Ты чё, миллион заплатил, вякаешь тут.

 

Только я поинтересовался ее фамилией, она с подружками тут же закрылась в кабинетике.

 

 

                                                                    *    *    *

 

Итог моей дуэли с медиками из инфекционки на КСК был предрешен. Я нанес визит главврачу, с которой мы долго беседовали об этике и деонтологии. Моя собеседница была вынуждена сдаться под напором моих убийственных аргументов, и пообещала уволить нехорошую медсестру, на которую итак было много жалоб.

 

Удовлетворенный результатом переговоров я решил забрать Генку и Ольгу из больницы. Признаюсь, это было нелегко. Но чашу моего терпения переполнил очередной случай с Геной. Во время моего очередного прихода в больницу я увидел, что один глазик у Генки открыт. Я подумал, что сын не спит и захотел было взять его на руки, но Оля меня удержала, прошептав:

 

- Ты чего? Не беспокой его, он же спит!

 

- А почему у него глаз открыт? – с недоумением спросил я.

 

- Я не хотела тебе говорить, ты итак тут много с ними ругался. Просто медсестры Гене уколы спящему ставят, чтобы не возиться с ним и не держать, а меня отталкивают.

 

Кто сможет осудить мой справедливый отцовский гнев? У кого бы не защемило сердце от услышанного, коснись это не чужого, а своего ребенка?

Ругаться я не стал. Для начала я решил провести небольшой эксперимент. Я попросил супругу больше не давать Гене никаких лекарств в виде таблеток. Я тайком принес Оле болтушку из трав, ромашки и коры дуба и дал задание выпаивать Генке эту болтушку три-четыре раз в день. Динамика пошла сразу же в первые часы. Рвота, продолжавшаяся у Генки несмотря на прием рифампицина, тут же сошла на нет. Жидкий стул с пяти-шести раз в день сошел до двух-трех. И это было за сутки!

 

Через два дня я поставил руководство больницы перед фактом – я забираю сына домой. Те – грудью на амбразуру:

 

- Не отдадим!

 

А я гну свое:

 

- Я вам ребенка больше не доверю! Попробуйте, отнимите!

 

Подергались они и отдали. Фифа прибежала, давай пугать осложнениями и ответственностью за это родителей. Послал я ее…по-моему, в ординаторскую. Не помню. Бы-ыстро ушла. Просто побежала.

 

 

                                                                     *    *    *

 

 

После возвращения домой, Генка быстро пошел на поправку и буквально, через три-четыре дня все поносы и рвоты бесследно исчезли. Но не исчез испуг.

 

Последствия лечения Генахи проявились довольно быстро. Пацан полтора месяца спал с открытым глазом – испуг от боли во сне сделал свое черное дело. Но если бы только это было самым горьким последствием лечения на КСК.

 

С тех пор, как Генахе попробовали сломать зубы ложкой, мой мальчик возненавидел все ложки мира, равно как и белые халаты. До двух с половиной лет Генка ел исключительно руками и ртом – да, ребята, как собака. Один вид ложки заставлял его заплакать и начиналась истерика. Я все думаю, как же надо было ломать зубы, чтобы вызвать такой испуг…

 

Но и это было не все. После лечения на КСК несколько раз были моменты, когда Генахе нужно было дать лекарство. Итог был всегда один – Генка закрывал рот и открыть его не получалось ни у кого. Если же и удавалось, то мальчишка мог держать лекарство во рту по часу и больше, но проглатывать отказывался, заливаясь слезами и соплями. Как только появлялась возможность, Генка все выплевывал.

Были моменты, когда мне приходилось просто бить Генку по щекам, лишь бы впихнуть в него жаропонижающее при температуре за сорок. Да, жестоко, но выхода не было. Я уже не верил медикам и старался лечить Генку самостоятельно.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Сегодня Генахе уже 12 лет. Все эти годы мой сын ест то, что захочет. Испуг, вроде бы, прошел или ослаб, но натянутые отношения с ложками и тарелками остались. Ложкой Генка пользуется, но в еде стал слишком избирателен - в него невозможно запихнуть то, что он не хочет. Ест лапшу, пьет молоко, сок, жует хлеб, шоколадки и конфеты, придавливая это кашами и картошкой с яйцами. Я плюнул на все запреты поедания конфет, лишь бы у моего сына хоть что-то было в животе.

 

 

Вот так бывает. А потом меня спрашивают, за что я не люблю врачей, являясь медиком сам? За то, что сделали с моим сыном, и не люблю. И не только за это. За что, поговорим об этом еще, будет время. Кстати, в отличие от Генки, моя дочь Даша подметает все, что есть на столе. 

 

Сейчас Гена изучает книги по режиссуре. Хочет в будущем снимать фильмы. Играет на синтезаторе, рисует каких-то усперских воинов и хочет, чтобы в доме снова появились цыплята, которых несколько лет назад мы всем семейством растили сначала к квартире, а потом на балконе.