http://okno1973.wix.com/s

 

 

 

                             

                                        Слово к читателю

 

 

В предисловии к своей новой книге Максим Стефанович предупреждает читателя: “Я боюсь, что эта книга вообще не откроет вам ничего нового…” Её появление на книжном небосклоне  вряд ли будет скоро замечено…” Для чего же тогда она создавалась? Чем хотел поделиться с нами  её автор? Он отвечает и на эти вопросы: “Эта книга – о самых обычных людях, на которых мы частенько не обращаем никакого внимания. Когда речь заходит о попутчиках, обычно в их адрес слышишь: “Да что в них может быть интересного? Самые обычные люди”. Между тем, сами мы для кого-то остаемся такими же попутчиками…А вообще, все мы, по большому счёту, попутчики. Вопрос лишь в том, до какой станции нам ехать вместе”.

       

Книгу, рассказывающую о людях, с которыми встретился автор в одной из своих поездок в Москву, трудно отнести к определенному стилю и жанру. Путевые заметки? Портретные очерки? Эссе? Лирические очерки? Художественная проза? Всё это объединено в книге и в целом представляет собой лирическую прозу – стилистическую разновидность художественной прозы, объединяющую произведения различных жанров. Законом жанра объясняется присутствие автора, преобладание чувства и поэтому – максимальная субъективность содержания, осложнённость значений слов. Рассказ о людях, ставших попутчиками в дороге, о людях, ранее встретившихся на пути автора, постепенно перерастает в размышления о назначении человека, об истоках, сущности и законах творчества.

       

Лирическая проза строится по законам поэзии, и поэтому в ней важен лейтмотив (повторяющаяся основная мысль), заменяющий сюжет в привычном смысле слова.

       

Основная мысль концентрируется в названии произведения. “Дорога домой” – название многозначное. Дорога – это и путь следования, и путешествие, пребывание в пути, и направление деятельности, и жизненный и творческий путь. Дом – жилище, семья, люди, объединённые общими интересами; край, где живёт человек. Все значения слов “дорога” и “дом” развиваются в повести, объединяя её части в единое целое.

       

В книге мы обнаруживаем внимательный и добрый интерес автора к людям, умение увидеть хорошее там, где большинство людей, пренебрежительно пожав плечами, отвернётся (главы “Как хорошо быть дома”, “Шуточки”, “Дембеля”, “Цыганка”). Доброжелательность, светлую ауру излучают страницы книги. Любовь к людям соединяется с любовью к России, к её языку и культуре, высказанной просто, без высоких слов и деклараций, с влюбленностью в Забайкалье. И вместе с тем – уважение к чужому языку и чужой культуре, уважение к чувствам людей, которые тоже любят свой дом и свою землю (главы “Дагестан”, “Две судьбы”).

       

Всех интересующихся проблемами современной русской литературы, её будущим, привлечёт глава “Блокнот”, мудрые уроки писателя Бориса Васильева, его раздумья о творчестве и назначении художника.

       

Максим Стефанович – глубоко и искренне верующий человек, сложным и мучительным путём пришедший к православной религии и взявший из неё лучшее. Но сердце даже неверующего заставит дрогнуть беспощадная и правдивая история жизни человека, запутавшегося в религии. И понять, что религия – не убежище для слабых душ, что она требует больших духовных сил и убежденности, иначе человек может сломаться и попасть в нравственный тупик.

       

Воспоминания о детстве, обращение к дорогим сердцу автора людям, к личной переписке естественно и непринуждённо входят в повесть. Мы ощущаем союз людей, связанных семейными и творческими узами, понимающими и уважающими друг друга. “Счастье – это когда тебя понимают”, - так написал в школьном сочинении юный герой фильма “Доживём до понедельника”. Таким счастьем судьба наделила и автора книги “Дорога домой”.

 

Привлекает читателя и стиль повести. В ней есть тонкий и добрый юмор в описанных ситуациях, в авторском комментарии. Есть и глубина мысли, приобретающая афористическую форму: “Время рождается и умирает в нас самих”; “Писатель – это и призвание, и личная родовая отметина, и целое мироощущение, втиснутое в одно слово”.

       

Запечатлённый факт приводит к обобщениям: “Не нужно забывать, что жили мы в такой стране, где людям на головы неслышно падали грузовые самолеты, где армия и быстро и тихо подавляла шахтерские бунты, где стройки века возводились зеками и где за проигрыш на Олимпийских играх можно было поплатиться не только работой, но и свободой…”

       

Достоинством книги является сочность языка. Автор – художник, поэт, человек, наделённый тонким музыкальным слухом. Великолепные звуковые и зрительные образы ассоциативно возникают в воображении читателя: “Поезд без устали стучал на стыках рельсов, мчась вдаль мимо переездов с полосатыми шлагбаумами, мимо одиноких домишек, неизвестно каким чудом оказавшихся среди бескрайних полей с редким березняком. Он то и дело проносился через большие и малые речки по огромным железным мостам… В окне мелькали слепящие придорожные фонари, говорящие о том, что скоро будет новая станция…”

       

Строгая литературная форма языка и образность естественно соединяются с простотой и непринужденностью разговорного стиля.

       

Забайкальский читатель уже знаком с первыми книгами, стихами и публицистикой Максима Стефановича. На наших глазах происходило его становление как поэта и журналиста. Новая книга – свидетельство того, что пора ученичества прошла, и в забайкальскую литературу пришёл зрелый писатель. Нравственная ценность книги несомненна. Пожелаем Максиму Стефановичу долгого творческого пути, по которому он пусть идёт, никому не подражая, действуя самостоятельно.

 

 

 

Старший преподаватель кафедры русского языка Забайкальского Государственного Педагогического Университета имени Н. Г. Чернышевского Наталья Агафонова.       

 

 

 

                                                                                  *   *   *

 

 

                                                 Предисловие

 

 

Тех, кого интересуют сенсации, я спешу огорчить - их в этой книге нет, как нет в ней секретов государственной важности, рецепта эликсира молодости и ответов на вечные философские вопросы. Эта повесть – рассказ о нас с вами, взгляд на нас со стороны, попытка разобраться в самом себе и в людях.

 

Кроме того, и самое главное, эта книга - об отношении не только автора, но и каждого из нас к дому, к нашим родным и друзьям, ко всей своей жизни. Это размышление о человеческом пути и собственном предназначении, без понимания которого смысла жить, в общем, мало. Именно поэтому иногда нужно ненадолго остановиться и оглядеться: как ты, мол, брат, всё ли на месте – совесть, разум, душа? Не сбился ли с курса?

       

Эта книга совершенно неожиданно явилась неким размышлением над собственной жизнью. Всё началось с людей, с которыми я познакомился в поезде во время поездки в Москву, с тех самых «обычных попутчиков», на которых мы частенько не обращаем никакого внимания. Начавшись с блокнотных впечатлений о поездке, моё путешествие в какой-то момент стало чем-то гораздо большим. В конечном счёте, оно показалось мне настолько любопытным, что я решил, набравшись смелости: "А почему бы,  собственно, и нет?" – Так появилась книга, у которой нет определённого жанра…

           

Почему "Дорога домой"? Наверное, потому, что для каждого человека дом – это особенное место, в котором находится его душа. У каждого из нас свой дом, главное, чтобы он всегда манил человека к себе и был конечной остановкой его земного пути.

       

Сейчас, когда эта повесть уже у Вас в руках, трудно сказать, зачем всё это было нужно. Может быть, затем, чтобы кто-то, увидев себя со стороны, что-то в себе пересмотрел и переоценил - в себе, в окружающих людях, в собственном прошлом, чтобы стал относиться к жизни чуть бережнее…

       

Я много раз откладывал рукопись в сторону и возвращался к ней снова: что-то дорабатывал, менял, добавлял. От каких-то глав пришлось отказаться намеренно, а однажды мне вообще показалось, что я делаю никому ненужную работу, и на полгода работа над рукописью была приостановлена.

Когда рукопись была окончена и уже была готова отправиться в набор, в последний момент я успел добавить в неё ещё кое-что. За окончательную же доводку рукописи я взялся спустя… 12 лет.

       

Книга - это большое письмо, адресованное своему читателю, иногда без обратного адреса, на которое, вполне возможно, никогда не будет ответа. В какой-то мере, это ещё и исповедь, и чем более она будет искренней, тем больше у неё шансов стать удачной.

Автор

 

 

 

 

                                          Глава первая

                         «О том, как хорошо быть дома»

       

 

...На столике, залитом липким, брусничным морсом, заваленном хлебными крошками, пустыми чайными пакетиками и яичной скорлупой, позвякивая в гнутом подстаканнике цвета жёлтой конфетной фольги, уже полчаса маялась по стакану, дребезжа и мотаясь из стороны в сторону, чайная ложка. Она усиливала болтание всякий раз, как только поезд начинал вихлять на поворотах, заваливаясь на бок, скрипя и лязгая где-то под днищем вагона тоннами старого железа. Выматывающий душу звук наполнил собою, казалось, всё: грязный пол, засиженный мухами потолок, давно немытые окна вагона, затхлый, прелый воздух, пропитанный запахами совершенно разной окраски и природы, начиная от дорогих французских духов и заканчивая крепким мужским духом.

 

Было раннее утро. Поезд второй день вёз меня из Москвы в Читу. Весь предыдущий день я, переполненный впечатлениями о поездке в столицу, уже набрасывал на бумагу черновой вариант своих дорожных воспоминаний, боясь упустить самое интересное. Мечтая о жареной картошке со сметаной, я смотрел в окно, за которым уныло свистел холодный осенний ветер, трепавший пожелтевшую листву клёнов и тополей, и мысленно возвращался к самому началу своего путешествия…

 

Я спал, качаясь с боку на бок на своем двадцать седьмом месте, не зная о том, что буквально через несколько минут со мной случится забавная история, которая положит начало моим путевым запискам и научит меня смотреть на привычные вещи более внимательно и, в то же время, с долей здоровой иронии.

       

В вагоне было ещё темно, лишь изредка в окне мелькали яркие придорожные фонари. Теперь Чита была далеко. Она уже не вспоминала обо мне. С утра она чихала трубами котельных, мотоциклов и разноцветных автомобилей, запруживавших её улицы и переулочки. К обеду, пропахшая супами и компотами, "первыми" и изредка "вторыми", вальяжно разваливалась всеми своими проспектиками на площади в несколько квадратных километров, а к вечеру, подмигивая звёздам зелёными огоньками такси, затихала, не обращая внимания на пьяную шпану.

       

Чита не замечала человеческой суеты. Она была занята другими, более важными для каждого нормального города делами - строилась, наводила ужас на приезжих своей немытой шеей, уже много лет поднимала упавшие от провинциальной жизни штаны и, вообще, выживала, как могла. Скорее всего, она даже не заметила моего исчезновения, едва только я покинул троллейбус и уселся на своё место в плацкартном вагоне. Обо мне думали, в чём я был абсолютно уверен, и беспокоились только мои близкие: мама с бабушкой, жена Оля, кошка Кися и собака Найда…

       

Состав катил по рельсам, по вагону туда-сюда сновали проводницы и смотрели на усатого очкарика, который спал и во сне вспоминал о доме и привычной городской суете. За окнами вагона на две долгих недели осталась теперь уже совсем другая жизнь. Прямо подо мной по стыкам рельсов азбукой Морзе стучали колеса: Тадам – тадам! Тадам – тадам! Тадам – тадам ".

       

В дороге всё непредсказуемо и часто лишено всякой логики. Здесь всё происходит вопреки здравому смыслу и рассудку и держится лишь на ниточке судьбы, да на сиюминутных импульсах вроде "поесть" и "поспать", дающих путешествующему хоть какое-то отдохновение от бесконечного мелькания соседей, проводников и тараканов. Здесь близко можно увидеть то, что в обычной жизни находится от нас далеко, и на что мы, как правило, не обращаем никакого внимания. В вагоне все пассажиры – попутчики и случайные встречные, проскакивающие мимо друг друга подобно придорожным столбикам, о которых каждый тут же забывает. Здесь можно то, чего нельзя нигде, потому что есть пресловутый «синдром попутчика».

       

Главное, люди здесь видятся немного другими - есть время рассмотреть каждого человека более внимательно. Именно здесь, в душной тесноте вагона, вы можете встретить своего лучшего друга, с которым останетесь друзьями на всю жизнь, расставшись с ним навсегда на очередной станции…

       

Ложка по-прежнему звенела. Звук карабкался по стенам, лез под одеяло, противно зудел в ухе, пока, наконец, не заставил меня проснуться.

Открыв глаза и всматриваясь в темноту, я, почти ни о чём не думая, и ещё плохо осознавая, что проснулся, лежал, и слушал, как звенит ложка. Перед глазами была единственная яркая картинка, оставшаяся на память от только что прерванного сна: я стою у двери неведомо какой квартиры, в которую пытаюсь прорваться, но меня туда не пускают. Я давлю на кнопку звонка, и тот долго, почти целую вечность, звенит в ухе...

       

Вдруг, в голове ярко вспыхнула картина – моя посадка в вагон накануне, которую нельзя было назвать иначе, как ЧП. Больше всего запомнился подвыпивший тип, тащивший за собой сумку размером с диван:

- Мать вашу, пройти дайте! Тётка, брысь! – орал нетрезвый персонаж.

Какой-то ребёнок, испугавшись пьяного дядьки, широко разинул рот, и громко завыл:

- А-а-а!

       

Мать ребёнка, прижав плачущее дитя к себе, назвала типа «пьяной рожей» и «дураком», на что тот в ответ назвал бабу дурой. Возмущенные поведением хама мужчины прятали глаза и недовольно крякали, не желая связываться с нетрезвым человеком, а человеку, напротив, очень хотелось связаться хотя бы с кем-нибудь и заявить о себе гораздо громче, чем это было принято, ведь у него был праздник - он ехал домой из долгой командировки. Несколько месяцев он упрямо тянул по сопкам ЛЭП, и теперь все его мысли были дома - с женой и любимыми ребятишками.

Матерясь, как извозчик, тип всё время дергал вверх свою огромную торбу, пытаясь закинуть её с земли в вагон, в который его не пускала проводница. После очередной попытки штурма вагона проводница не выдержала:

 

- Да куда ж ты лезешь-то, Иуда?

 

- Туда, -  обезоруживающе показал  свободной рукой  “иуда” и брякнул сумку на холодный металл вагонного тамбура, которая по пути чуть не пропорола меня чем-то острым, выпиравшим сквозь её бока.

 

Проводница не выдержала и прошипела:

 

- Слушай, герой, я вот сейчас наряд вызову и тебе выпишут другой билет, суток на 15. Хочешь?

 

- Понял! Не губи, мать! Я больше не буду. Обещаю. Уже молчу, – тоном кающегося первоклашки тут же отреагировал тип, послушно вытянувшись по стойке смирно.

 

Проверив документы проблемного пассажира, проводница бросила:

 

- Проходите… Следующий!

 

В это время по громкоговорителю раздался правильный голос диспетчера:

 

- Граждане пассажиры, поезд "Владивосток – Москва" отправляется через пять минут. Будьте астаро-о-ожны!…

 

Очередь состояла всего из нескольких человек, но шума и возни, которую они создавали, двигая по перрону свои сумки и чемоданы, было на добрую сотню голодных собак, штурмующих мусорные баки.

Впрочем, подобные картинки были на протяжении всего поезда.

 

 

                                                      *   *   *

 

 

...Ложка звенела. Призывно и оптимистично. В вагоне было по-прежнему темно, а из окна с тонким свистом, похожим на писк комара, дуло на голову. Попытки снова заснуть, совсем обессилили меня. Сонный и тяжёлый, как гранитная плита, я терпеливо ждал, надеясь, что звон когда-нибудь прекратится сам собой. В итоге, я отлежал руку, и теперь она абсолютно ничего не чувствовала, безжизненно свесившись с постели.

 

Тихонько, чтобы никого не разбудить, я начал растирать руку. Моё копошение привлекло внимание соседа, лежавшего напротив. По злой иронии судьбы, им оказался тип в очках, накануне устроивший на перроне небольшой переполох.

 

- Ну, чё, студент, не спится? - неожиданно раздался в полумраке вагона хриплый голос соседа.

Я вздрогнул.

 

- Не спится, - буркнул я, продолжая растирать руку, в которой уже появилось спасительное покалывание.

 

- А чё не спится-то? - продолжил свой допрос небритый сосед, от которого на добрые два метра несло перегаром.

 

- А чё надо, то и не спится.

 

Вдруг сосед чуть наклонился ко мне, упершись локтями в колени, и тихо прогудел:

 

- Слышь, студент, у тя чё, какие-то прамблемы?

 

- Да, вообще-то, нет, - ответил я, решив не накалять ситуацию.

 

- Тогда дай выпить.  

 

- Могу дать только закусить, - сухо ответил я.

 

Попутчик облокотился на столик. Сосед завис надо мной, как тяжёлая дождевая туча. В темноте я отчётливо почувствовал, как он уставился на меня, будто удав на кролика. Сердце быстро-быстро отбивало сигналы SOS. Не зная, что делать дальше, я посмотрел вверх. В темноте, снизу, сосед казался ещё страшнее.

 

- Долго глядеть будем? – наконец спросил я его вполголоса, лёжа на боку.

 

- А ты чё такой нервный?

 

- Да отстанешь ты, или нет?!

 

Мне пришлось-таки сорваться, забыв о спящих соседях. На удивление, это помогло.

 

- Да спи ты, каво орёшь-то! – вдруг трусливо скрипнул сосед, тут же соскользнув со столика, и я услышал, как он завалился на свою полку, напоследок шумнув:

 

- Ну, и пошёл ты…

 

К сожалению, наш ночной разговор ни для кого не смог остаться тайной. Мы всё же разбудили половину пассажиров.

 

По-человечески, соседа можно было понять - его тошнило, у него раскалывалась голова, и он хотел только одного - как можно быстрее опохмелиться. Ещё день назад он строил планы на будущее, терзая в кармане пиджака толстую пачку денег. Его вахта на ЛЭПе закончилась, и он спешил домой к жене и детям. На станции, перед посадкой в вагон, он купил дочкам заколки в виде очаровательных бабочек, а сыновьям складные китайские ножи с выкидным лезвием. Жене он вёз исключительно себя и ещё деньги, часть которых он накануне пропил перед посадкой в поезд, а часть - в вагоне ресторане.

 

…Прошло около получаса. Ложка по-прежнему продолжала звенеть, как назойливая муха, бьющаяся о стекло в припадке клаустрофобии. Наконец, моё терпение лопнуло. Подскочив, я вытащил ложку из стакана и шмякнул её о столик.

 

Облегчённо вздохнув, я рухнул на подушку, снова услышав голос пьяного соседа, который загудел на весь вагон, внезапно, победно и настойчиво, как курица, снесшая яйцо:

- Чё, студент, опять не спится?!

 

- Слушай! Ты дашь поспать или нет! Или ты отвалишь от меня, или мне придётся милицию вызывать, – не выдержал я, мысленно хрястнув надоевшего соседа по челюсти.

 

Мои буйные фантазии оборвал чей-то рык:

 

- Олени, вы там долго орать будете?! Ща встану, рога поотшибаю!