http://okno1973.wix.com/s

 

   

Можно сколько угодно пытаться говорить о том, что, мол, кто на кого учился и дальше по тексту, но это, в любом случае, неправильно. Согласитесь, все ну, не могут быть военными, судьями, полицейскими, банкирами, директорами, адвокатами и начальниками всех мастей. Ну, НЕ МО-ГУТ! Кто-то должен лечить, учить, убирать, охранять, делать самую чёрную работу и быть просто ОБЫЧНЫМ человеком. Это ж математика! Но при этом, каждый человек должен жить, а не существовать, проклиная власти и правительство, отдельные представители которого абсолютно серьёзно считают всех не членов правительства «быдлом», «серой массой», «челядью», «скотом», «пиплами, которые всё схавают» и Бог весть кем ещё. Я не шучу – я слишком много общался с депутатами и знаю, о чём говорю. Дело ведь не во мне, выливающем на страницы своей книги обиду, накопленную в Центре занятости населения, а в подходе российских властей к проблемам населения.

 

Зацепило? Чувствуете? Вот где начинается журналистика - найти хвостик проблемы и распутать тот змеиный клубок, в который она свернулась. Но властям такая журналистика не нужна, поэтому хвостик старательно прячется: вроде бы, есть проблема, но пойди, найди и докажи…

 

Уже много лет подряд телекомпании, лояльные к властям, гонят по «ящику» дикие стада наскоро сколоченных видеорепортажей о неведомом «подъёме производства», которого нет уже лет пятнадцать, о «соблюдении прав человека», с чем в России вообще большие трудности, о добрых современных тимуровцах из числа партийных детишек, об «инвестициях в образование» и «в детей», с родителей которых каждый год школы вытряхивают тысячи кровных на бесплатные учебники. Свистит административный кнут, бегут стада репортажей, но толку от них мало. Под острыми копытцами этих информационных дзеренов гибнет доверие людей к таким телекомпаниям. И ладно, если бы эти инфосайгаки скакали бы по экранам телевизоров и газетно-журнальным полосам только в преддверии думских и президентских выборов – теперь они скачут день и ночь, вызывая у людей неприкрытое раздражение, о чём частично свидетельствуют тонны критических замечаний на страницах Интернет-порталов в адрес власти.

 

Иногда, глядя на этот медийный маразм, думаешь: «Неужели властям некому подсказать, что так доверие людей не заслужишь?» - Видимо, некому.

 

Людям важно знать, что их СЛЫШАТ, ПОНИМАЮТ и ПОМОГАЮТ РЕШИТЬ накопившиеся проблемы. Слышишь, власть? У врача есть медицинская карта больного, в которой он ведёт историю болезни и выздоровления пациента. У государства тоже есть такая медицинская карта, и называется она СМИ. Именно в них написана вся история болезни общества. Конечно, многим не нравится такая история болезни. Кто-то считает, что не всегда нужно вписывать в неё результаты плохих анализов. Может быть. В принципе, можно вообще разорвать и выбросить в корзину все эти СМИ с их курсом лечения, но от этого общество вряд ли само по себе выздоровеет.

 

Власть должна слышать тех, кто её кормит. За это общество платит ей немалые деньги в виде налогов, идущих на раздутые оклады чиновников. В конце концов, это просто принцип личной безопасности. Одним повышением налогов, увеличением зарплат силовиков и судей страну не поднимешь. Когда чёткое понимание этого исчезает, внутри общества автоматически начинает накапливаться «чёрная энергия», порождающая социальные взрывы, мощность которых порой бывает больше мощности взрыва атомной бомбы. Зачем далеко ходить, вспоминая Спартака и Емельяна Пугачёва. В наше время немало стран уже ощутило на себе такие социальные взрывы, от которых трясёт целые континенты. 

 

 

                                                                  *   *   *

 

 

                                  Донкихотства не прощают

 

 

…Под бдительным присмотром большого плюшевого тигра без правого глаза по кличке Сашка, в кроватках сопят мои малявки, перед сном разбросав по комнате книжки и портфели. Смотрю на дочку с сынишкой и думаю о том, что в их жизни настанет момент, когда они будут счастливее меня, а они будут счастливее! Обязательно! Только бы не занесла их нелёгкая в журналисты, а то начнут, как их папка, с ветряными мельницами воевать. Он так хотел сделать мир чище, лучше, правильнее! Хотел, да расхотел. Не может больше папка. Задохнулся. Нет у него больше сил говорить правду. Подавился ею, как куском непрожёванного мяса. Да и есть ли она, эта самая правда? А если и есть, то зачем её озвучивать, если в этом мире грёз её не ждёт НИКТО?

 

Катись оно всё вместе взятое со всякими там «правдами» и «истинами», проку от которых не больше, чем от ржавого гвоздя! На белом свете только одна истина – все мы смертны…

 

Что-то надломилось внутри, или я просто устал: от непонимания, от людского вранья, от бредовых домыслов, от невезухи, безденежья и неумения «договариваться» в то время, как нужно уметь просто честно работать, а не искать выгоду и взаимность в глазах начальства. К сожалению, момент моего просветления был тёмным и горьким. Я вдруг и надолго разочаровался в профессии журналиста, осознав, что на сегодняшний день она не только мало кому нужна в том виде, в котором она должна быть, но и неспособна быть вообще.

 

Что-то произошло с журналистикой. То, что с ней происходит что-то не так и не то, понятно давно и очень многим. Её планомерно хоронят заживо и поглубже, скорее всего, не ведая всей пагубности происходящего. Закрываются газеты, отправляют на пенсию и увольняют пачками хороших мастеров слова, которым вполне можно работать ещё и ещё. На смену мастерам приходят зелёные юнцы, волокущие за собой в самую интересную профессию грязь, непрофессионализм и откровенную желтизну. К сожалению, они ещё не понимают, что во многих редакциях на них элементарно экономят.

 

За каких-то десять-пятнадцать лет само понятие «журналистики» было настолько изувечено, изгажено и деформировано, что сегодня мало кто понимает, о чём идёт речь. Быть журналистом, да ещё и честным, было трудно в любые времена, но в прежние – советские, работника СМИ уважали и считались с ним. Хотя бы. В нынешней «демократической» России быть честным журналистом просто опасно, если вообще возможно. В прежние времена «гасили» не автора критической публикации, а её главного героя, неосторожно превысившего свои полномочия. Сегодня же, если ты честный писака, тебя раскатают в блин, даже не смазав маслицем.

 

Уничтожено, оплёвано и убито само звание честного журналиста, место которого занял пронырливый и наглый репортёришка с «фотиком» в руках, который ради мнимой и сиюминутной известности готов идти по головам, не особо заботясь о тех, в чью жизнь он вламывается со своими ложными представлениями о журналистике.

 

Можно, конечно, бить себя в грудь: «М-мы! Да мы-ы!» - Но, против реальности не попрёшь – не любит нашего брата народ. Давно не любит. Это когда-то журналиста звали и ждали, гордясь своим знакомством с ним. Сегодня он – враг народа, которого боятся - вдруг, чего напишет, вдруг чего узнает…

 

В название этой книги есть слова «я об этом жалею». Сегодня я, действительно, крепко жалею о том, что я не юрист, не стоматолог, учитель или обычный водитель железного коня в сто лошадиных сил. Мои отношения с журналистикой можно уложить в два слова: люблю и ненавижу. Я много раз честно и навсегда пытался бросить её, но всякий раз на моём жизненном пути вновь возникал то один человек, то другой, просивший о помощи, а не просто о том, чтобы его «проинформировали».

 

Работая над книгой, мне не один вечер пришлось провести в непростых раздумьях. Голову сдавливал тисками сомнений один единственный вопрос: имею ли я моральное право рассуждать о судьбах журналистики, не являясь не только её «звездой», но даже и её малой искоркой? Сколько других журналистов могли бы сделать это вместо меня, имея на это большие права, чем я - далеко не Аграновский, не Гайдар, не Зощенко и не Эренбург с Полевым, а лишь мало кому известный за пределами родного города читинский газетчик, главное отличие которого от многих его коллег заключается в желании изменить-таки мир!

 

После долгих монодискуссий в стиле «тихо сам с собою…», я сел за написание книги. Мотиваций для этого решения, по мощности равных С-4, у меня был не один ящик.

 

Моя жизнь и не только та её часть, которая была связана с журналистикой, прошла в бескомпромиссной борьбе за право говорить то, что думаешь. Где бы я ни работал, - в больнице ли, на радио, в газете, в магазине, в столярке, в храме или летнем лагере для детей, - я всегда боролся за справедливость, прекрасно понимая, чем это для меня может закончиться. Ехал ли я в маршрутном такси или городской электричке, постоянно ввязывался в какую-нибудь словесную перепалку, готовый дать в глаз любому, кто обижал старика, женщину или ребёнка.

 

Но, по-другому я не мог. Получал по морде, терял друзей, работу, зарабатывал прозвище «скандалиста», и снова вступался, подтверждая меткую поговорку «что заложено геном, не вырежешь автогеном».

 

Я и сейчас такой же. Если кому-то плохо, кому-то делают больно – я рядом.

 

Боролся-боролся, набивал себе шишки и однажды понял - дон-кихотства не прощают: НИКТО, НИГДЕ, НИКОМУ И НИКОГДА. Не прощают потому, что у каждого свои линейки, которыми мерится жизнь. Может быть, поэтому моя, в общем, понятная и объяснимая журналистская обида на людей стала значительно меньше.

 

У каждого из нас своя планета, на которой мы – маленькие Прынцы. Живём-живём, поливаем свой цветочек в горшочке, а потом, в один прекрасный день, к нам без всякого приглашения приходит некто на букву «Ж» и, закатывая рукава, говорит:

 

- Прынц, неправильно ты за своим цветочком ухаживаешь. Ща я тебя научу.

 

Потом «Ж» лезет в горшочек, шурудит там свои СМИшным пером и ладно, если после такой изуверской процедуры цветочек ещё остаётся жив.

 

Что происходит после этого? Естественно, некто на букву «Ж» логично и предсказуемо получает от Прынца по сопатке. Позже «Ж» будет бегать за врачебными справками, и жужжать по судам с исками типа «Свобода слову!» Сегодня, спустя много лет, я прекрасно понимаю, что у каждого человека, пусть он даже конченая «редиска» по жизни, есть некий личный психологический периметр, вторгаться в который нужно крайне осторожно. Поэтому я хочу, чтобы это вовремя поняли другие «ж», желающие навести порядок в чужом горшочке. Жужжать можно по-разному, но лучше так, чтобы тебя потом не прихлопнули, как назойливую муху. 

 

 

                                                                   *   *   *

 

 

 

                            Жив или помер – завтра в номер

 

 

Довольно часто от вполне уважаемых и умных людей приходится слышать о баснословных заработках журналистов и о их типа «ничегонеделании». К несчастью, такое явление существует. В сознании огромного числа читателей и зрителей журналисты – это такие «трепачи» и «болтуны», которые ходят на работу, чтобы «языком почесать», «полялякать у микрофона», «покривляться перед телекамерой». У меня вопрос к читателю, не имеющему никакого отношения к журналистике: вы когда-нибудь интересовались жизнью журналистов? Ну, хотя бы поверхностно? Рискну предположить – никогда или почти никогда, иначе не было бы выпадов в адрес моих коллег. Как-то раз в Интернете я вычитал реплику возмущённого сварщика, дескать, они – сварщики – делают полезную работу, при этом, они знают СНИПы, нормативы, всякие там инструкции, техники безопасности, их может током ударить, от сварки зрение может ухудшиться. Вот это, мол, работа! И полезно, и сложно, а журналистика – это всё фигня на палочке и «чесание языком». Больше «пятнашки» им за их работу, мол, не нать.

 

Думается мне, что вместо СМИ сварщиков вполне устроят «СМИпы»: пара законов, телепрограмма и календарь огородника-рыболова. И то для их брата много…

 

Обидно? А нам? Всё это несправедливо, неправильно и, в конце концов, глупо. Это ещё раз убедило меня в том, что книга о журналистике нужна. И не одна. Я рад, что у меня появилась прекрасная возможность рассказать сварным и иже с ними о буднях газетчиков, телевизионщиков и радийщиков.

 

Мало кто из не журналистов знает о том, что у работников СМИ практически не бывает выходных и свободного времени. Говорю это без всякого преувеличения и натяжки. У журналистов свободного времени действительно – ноль. Они всегда в поиске и всегда, как говорят мои коллеги, «роют». Вскоре вы поймёте, почему так происходит.

 

Когда я вспоминаю детство, то в памяти всплывает одна и та же картинка: ночь, я лежу на диване в нашем стареньком деревянном доме на Шилкинской-31 «б», за столом, в свете красно-оранжевого ночника, спиной ко мне, среди бобин и листов бумаги, сидит мамка. В тишине слышно, как шуршит по бумаге кончик авторучки – мама пишет новый репортаж на радио, поздно вечером вернувшись из очередной недельной командировки в отдалённый район необъятной Читинской области, которая через тридцать с лишним лет станет Забайкальским краем.

 

К утру репортаж должен быть готов – кровь из носу. Мамка щёлкает «лягушкой» от «репортёра», останавливает запись, быстро записывает, снова щёлкает, и так до самого утра. Чувствуя на себе мой взгляд, мама поворачивается и шепчет, боясь разбудить бабушку, спящую в соседней комнате: «Ты чего ворон ловишь? Быстро спать!» - Когда мама спала сама, я не знаю до сих пор. И ведь успевала печку топить, дрова таскать, в магазин ходить, по дому гоношиться, меня воспитывать. Между всем этим лежала в больницах раз по 10 в год, накопив за тридцать с лишком лет больше 120 операций, 103 наркоза и вторую группу инвалидности.

 

Несмотря на то, что средняя зарплата журналиста была 120-140, моя мать зарабатывала очень хорошо, но лишь потому, что не вылезала из командировок и радийных студий. Естественно, был результат - каждый день в газете, на радио и телевидении у неё выходил какой-то материал. Однажды, в день получки, мама принесла домой 600 рублей. Это было единственный раз, но мама всегда многократно перекрывала рабочую норму.

 

В то время не было ни диктофонов, ни компьютеров с интернетом. Вот тебе пачка бумаги далеко не «Снегурочки», вот тебе шариковая ручка, вот тебе радийный магнитофон «репортёр» весом под десять кило, сумка с бобинами (бобины – магнитные ленты на больших шпульках размером с рыболовную катушку «Нева») и вот тебе пишущая машинка типа «Москва» или «Юность» с печатной лентой, о которую все руки измажешь чернилами – работай, акула пера.

 

Сегодняшним молодым журналистам даже трудно представить, что материалы в номер, в основном, писались, а не печатались – печатные машинки были, во-первых, не у всех журналистов, а, во-вторых, нужно было ещё уметь быстро печатать. В принципе, процесс набора текста ничем не отличался от набора текста на компьютерной клавиатуре – и там, и тут нужно жать на нужные кнопки. Но если на компьютере можно мгновенно что-то убрать из текста или добавить, что кратно облегчает работу и кратно же сокращает время подготовки материала, то на печатной машинке – фиг. Иногда допущенная ошибка так и оставалась на бумаге, просто потом её аккуратно зачёркивали, а вверху дописывали то, что было нужно. Поэтому на печатных машинках обычно набирали уже готовые тексты, прошедшие предварительную обработку.

 

Я вовсе не хочу обидеть нынешних своих коллег, но в советские времена, где тоже были как труженики, так и лентяи, журналисты работали по-настоящему. Наши современники из числа журналистов просто разучились добывать информацию, которую наши собратья по перу времён Хрущова-Брежнева-Горбачёва брали не исключительно по телефону или из интернета, а ехали за ней сами, а уж если и брали «инфу» по телефону, то потом по несколько раз проверяли – не дай-то Бог ошибка в газету или в эфир проскользнёт, замучаешься на ковёр к редактору ходить, а то и в райком или обком партии. Если же ошибка касалась важного человека, могли и с работы выпереть. Потому и ответственность за каждое слово была не в пример сегодняшним временам…

 

Конечно, если бы у наших журналистских предков был Интернет, будьте уверены - они тоже пользовались бы им. Я сейчас говорю не об этом, а о самом принципе сбора информации, отношение к которой напрямую зависит от физических и умственных затрат журналиста. Допустим, поступила новость о пожаре в жилом секторе. Можно взять информацию по телефону или по интернету. Но, лучше, если, имея смартфон с Интернетом в кармане, журналист своими ножками пройдёт по месту недавнего пожара, похрустит расплавленным от жара стеклом, почувствует запах свежезапечённой картошки в подполе, увидит своими глазами ожоги на теле жильцов дома. Через органы чувств информация о пожаре дойдёт до души и ума журналиста намного быстрее, чем по Интернету, а потому его газетный или радийный материал будет намного качественнее и человечнее.

 

Разучились работать не только журналисты, но и фотокорреспонденты. Когда раньше в «Зените» фотокора была плёнка на 36 кадров, а в сумке ещё четыре, что, в общей сумме, составляет 144 кадра, человек работал качественно, потому что знал – кадров в фотокамере мало и нужно постараться найти лучший момент. И находил. Сегодня в цифровиках фотографов – тысячи свободных кадров, но количество удачных снимков при этом уменьшилось…

 

 

                                                                      *   *   *

 

 

…Прошли годы. Вместо «репортёра» с бобинами, весившего десять кило, у журналистов появились миниатюрные диктофоны сначала с микрокассетами, а потом уже и без них – удобная «цифра» способна записывать по двадцать часов к ряду. Такое бы чудо да 60 лет назад! Сколько бы мы о Великой Отечественной узнали... Уже не нужно таскать с собой сумку, доверху набитую бобинами, клеить порванные магнитные ленты, переписывать на чистовую черновики.

 

Но, несмотря на это, график работы журналиста остался прежним. С утра – планёрка с обязательным обсуждением плана работы и уже вышедшего газетного номера или выпуска теле- или радионовостей. Затем усиленный поиск темы: в интернете, в обрывках газет, в клочках разговоров. До обеда или после него (как договоришься) – встречи с героями будущих публикаций, видеорепортажей или радиопередач. Вечером до ночи – расшифровка и писанина, будь она неладна. И так всю неделю. И ВСЮ ЖИЗНЬ! Именно поэтому у журналистов краевой общественно-политической газеты «Забайкальский рабочий» есть свой девиз: «Жив или помер – завтра в номер».

 

Выходные у журналистов бывают очень редко, равно, как и декретные отпуски. Моя супруга - Ольга Стефанович, тоже журналистка, в своё время ходила беременная на работу до самого момента родов. Помню, в субботу она побывала на интервью, а утром в воскресенье её увезли в роддом. Почему в декретный не уходила? Всё очень просто: не отпускала, грозясь уволить, бездетная заместитель редактора – работать в газете, мол, будет некому..

 

Недостаток свободного времени у журналистов объясняется исключительно спецификой их работы. Время для журналиста – самый главный ресурс, который можно поделить неравными долями на одно-второе-третье.

 

Время необходимо:

 

1. Для поиска героя,

 

2. Для переговоров,

 

3. Для ожидания назначенной встречи,

 

4. Для самой встречи с героем (сюда входит время на поездку до респондента, время на интервью и экскурсию по территории, если это необходимо, время на возвращение домой),

 

5. Для расшифровки аудиозаписи,

 

6. Для написания материала (включая время на работу в архивах, с Интернетом и в библиотеках),

 

7. Для сверки,

 

8. Для правки (или переписывания – когда как…),

 

9. Для опубликования.

 

 

( Продолжение следует )