После возвращения из ДНР, где я оказался так же неожиданно, как и уехал оттуда, мне казалось, что материал о военных врачах я напишу легко, буквально в два щелчка. Но чем больше времени проходило, тем больше вопросов ставила передо мной как сама моя командировка в ДНР, которой я перепугал половину знакомых и родни, так и тема военной медицины – слишком много информации, которую я не имел права озвучивать, оказалось за рамками материала, и в то же время, этой информации оказалось слишком мало.

Я понимал, что должен был написать так, чтобы не вызвать своим материалом недопонимание у людей, знающих не только военную медицину, но и тех, с кем мне довелось пообщаться, кто полтора года штопал и перевязывал парней, вставших на защиту своей земли и своих родных.
Прошло несколько дней, прежде чем я решился писать о людях в «белых бушлатах». Да-да, именно в белых бушлатах, а не в белых халатах. Именно так должна была называться моя повесть о военных врачах – «Белые бушлаты». Может быть, когда-нибудь, я и напишу её, но пока я решил назвать так это интервью...

Всю дорогу из Донецка до Москвы я вспоминал госпиталь, у ворот которого я встретил высокого бородатого ополченца с автоматом и «дядю Мишу», как прозвали бойцы заведующего хирургическим отделением № 1 Первого Военного Госпиталя ДНР Андрея Валерьевича Полежая, и его грустную фразу: «К сожалению, это всё, что осталось от нашего военного госпиталя».
Госпиталя нет с 6 декабря 2015-го года. Какая-то «умная голова» решила расформировать его. Теперь вместо него есть ДоКТМО (Донецкое Клиническое Территориальное Медицинское Объединение) - дневной стационар смешанного типа для лечения пострадавших в ходе боевых действий и участников ликвидации аварии на ЧАЭС, в котором «дядя Миша» работает врачом-хирургом.

По этому поводу и в Интернете, и за его рамками уже не один месяц с громким треском ломают копья десятки людей, безуспешно пытаясь воззвать к разуму тех, от кого зависит существование госпиталя, точнее, его возрождение.

Сейчас Первый военный госпиталь имени святителя Луки Войно-Ясенецкого существует только в Интернете. На его странице сразу натыкаешься на девиз военных медиков: «Наш девиз: обслуживать грубых – выдержанно, обидчивых – тактично, щепетильных – деликатно, нетерпеливых – терпеливо, стеснительных – заботливо, раздражительных – предупредительно».
В новостной ленте информация, в основном, посвящённая военному госпиталю и его закрытию, хотя встречаются и более нейтральные новости, например, «Продам берцы облегчённые. Размер 36. Носились недолго и аккуратно. Натуральная кожа. Отдам за 1500 рублей. Покупала за 3500».
Поразил один из постов, который я привожу в сокращённом варианте, дабы не злить судьбу – кому нужно, найдут и прочтут оригинал: «Ну, вот и всё, товарищи. Чуда не случилось… Сегодня состоялось торжественное закрытие. Вы не увидите в официальных новостях видео, не увидите фотографий в газетах. Власти сделали все тихо и без шума, как и многие другие свои делишки. Итак, здание возвращается к "законной хозяйке". Теперь в здании будет какой-то там центр, где старым шлюхам станут разглаживать морщины, а богатым папикам - сгонять жирок. Ну, и прочие нужные и важные процедуры. А раненых уже перевели в какую-то бомжарню. Уже созванивались с ними - лечение, питание и отношение тамошних врачей оставляют желать лучшего. Особенно в сравнении с тем, каким был Первый Военный Госпиталь...»
    

Жёстко, но после того, что я узнал о госпитале от военных врачей, я бы написал пожёстче – слишком дорогую цену заплатили бойцы и военные медики за право работать в военном госпитале, и слишком серьёзный статус был у этого лечебного учреждения, который неназванные личности запросто отправили в за штат.
    

Ну, вот… Немного подготовил вас к разговору о военной медицине. Теперь, собственно, само интервью, которое началось очень осторожно, практически в официально-деловом стиле.

АП: Что о себе рассказать? Зовут меня Андрей Валерьевич, фамилия Полежай. Заведовал хирургическим отделением Первого Военного Госпиталя. Сейчас занимаемся лечением пострадавших в ходе боевых действий и участников ликвидации аварии на ЧАЭС, реабилитационно-восстановительное направление в основном. Из госпиталя со мной сюда ещё три военврача перешли. Место, где мы с вами находимся, это – кабинет приёма хирурга и травматолога. Обслуживаем мы сейчас, в основном, пострадавших во время боевых действий. То есть, основная масса пациентов – это военнослужащие, которым мы устраняем последствия травм и ранений. Ну, и гражданские обращаются.

В это время в кабинет Андрея Валерьевича вошёл тот самый высокий бородатый ополченец с автоматом, которого я встретил у ворот госпиталя. К моему удивлению, ополченцем оказался… начальник первого военного госпиталя – Эстет. Эстет – это для своих, а для прочих - Владимир Валентинович. На мой вопрос: «Это фамилия и позывной?» - Эстет, улыбаясь ответил:

- Был такой товарищ, он себя называл Ленин. Вот это приблизительно оттуда.

Уже через минуту интервью с «дядей Мишей» плавно перешло в доверительный разговор мужчин.

- Вообще, у истоков госпиталя стоял Андрей Валерьевич – я пришёл немного позже, по крайней мере, то, что застал я, было готовым сформированным структурным подразделением – полноценным госпиталем легкораненых, который брал на себя достаточно крупные функции. Приёмно-сортировочное отделение у нас занималось распределением раненых в централизованные лечебные учреждения, такие как «больница Калинина» (старое название ДоКТМО), Республиканский травматологический Центр. Лёгкие ранения, как хирургического, так и терапевтического профиля, мы, как правило, лечили здесь. На тот момент у нас работало два хирургических отделения, каждое на 50 коек и 20-тикоечное терапевтическое отделение.

- По загрузке это было для вас много, мало?

- Нет, учитывая количество врачей… Единственная сложность была в том, что всё
Это было сплошной волонтёрской работой. За всё время мы не получали никаких преференций или денежных вознаграждений. Стабильной зарплаты не было. Всё было на сплошном людском энтузиазме.

- Как питались?

- Гуманитарная помощь. Она была как адресная – из общественных движений, так и…
Перечислять это долго, да и делать на этом сейчас акцент просто нет смысла.

- Какой был рабочий график медперсонала?

Эстет и «дядя Миша», переглянувшись, иронично улыбнулись в усы.

- 24 часа 7 дней в неделю. Мы здесь жили. Раненые приходили круглосуточно, абсолютно не завися ни от дня, ни от ночи. В основном, приходили военные, поскольку госпиталь сразу позиционировался как военный, поэтому здесь гражданских лиц, в общем-то, и не было, да по сути и незачем им было здесь лечиться. Была масса больниц, которые занимались гражданским населением. Мы брали на себя специфический контингент, специфический в нашем сегодняшнем свете. Это всё-таки ополчение было – люди военные, люди в форме, люди с оружием.

Специфика военной медицины и гражданской имеет достаточно серьёзные различия. Главное отличие в том, что психотип людей, которые выходят из боя и попадают в госпиталь после ранения, резко отличается от психотипа обычных пациентов. Мало того, что это физическая травма, но это ещё и психологическая травма, прежде всего – стрессы, страхи, срывы нервные, неврозы – всё это присутствовало. Некоторые бойцы даже просто спали с оружием – они не могли его из рук выпустить. Приходилось уговаривать, общаться с ними для того, чтобы они осознали тот факт, что они сейчас находятся в дружественной обстановке в лечебном учреждении на мягкой чистой постели, в уютной обстановке, для них комфортной, что они уже не в бою. Это было самое главное, потому что они из боёв выходили неделями, особенно во время первых военных событий.

- Как и чем вы помогали таким бойцам?

- По-разному. И медикаментозно, и реабилитационная служба у нас была налажена
великолепно. Рефлексотерапия была, массаж, музыколечение, психолог… Да мы сами, по сути, были психологами. У нас стоял прекрасный аквариум на втором этаже, был
святой уголок. К нам раз в неделю приходил батюшка - служил здесь молебны за здравие бойцов ополчения и всё – потихоньку они восстанавливались. То есть, они были в той среде, в которой им необходимо было находиться. Им никто не противоречил, не было никаких недоразумений, никто не обвинял их в том, что война началась, что они взяли в
руки оружие и начали неугодную власть свергать.